В последнее время опять активизировались разговоры о том, что российской системе высшего образования нужно отказываться от участия в Болонской системе, что она к нам не подходит, что нам нужна своя отечественная система и т. д. Подобные разговоры вспыхивали неоднократно. И каждый раз тема сводилась к так называемой двухуровневой системе обучения — бакалавриат плюс магистратура (4+2). Полагаю, что такая скукоженная версия и примитивизация всего разговора нас заведет в очередной тупик. А посему надо бы нам разобраться в предмете. Разобьем его на ряд вопросов.
Первое.
В свое время Болонская система была принята в Евросоюзе сугубо по политическим мотивам: европейские страны выстраивали единый союз с единым пространством коммуникаций и взаимодействий, построенных на совместных программах, прежде всего экономического сотрудничестве, дабы выстроить свой полюс силы. К этому решению пристегивались и другие приложения и направления — наука, образование (школы и университеты), культура и проч. Европейским странам нужно было договориться о единых стандартах качества образования и требованиях к квалификации выпускников. Это сугубо политическое действие! Надо было, чтобы стандарты качества и квалификация в разных европейских странах были сопоставимы. И всё. При чем тут вообще содержание образования? Количество лет обучения? Все остальное — лишь механизмы реализации этого политического решения. С этим связаны и идеи академической мобильности (студентов и преподавателей), и взаимный зачет пройденных дисциплин в виде образовательных кредитов и т.д.
Итак, система принята по политическим соображениям! И только на втором месте – образование, содержание обучения и проч. Россия же вошла в эту систему также сугубо по политическим соображениям. Дабы показать, что мы, мол, свои. Примите нас в европейскую семью.
В таком случае что означает выход из Болонской системы? Это опять сугубо политическое действие. Почти никто не обсуждает содержание образования.
Болонский университет. Тот самый
Второе.
Проблема заключается вовсе не в том, сколько лет учится студент на бакалавриате или в магистратуре. В современных университетах бакалавриат и вовсе сокращается до трех лет, а магистратура до года. По простой причине: если модель обучения строится по проектному принципу, то почти стирается грань между обучением и профессиональной работой. Студент с 1 или 2 курса уже может участвовать в профессиональных проектах, и при окончании вуза он уже готовый специалист. А просто сидеть и протирать штаны в вузе — трата времени. Тем более, как известно, профессиональные компетенции формируются не на лекциях и семинарах, а в профессиональной деятельности.
Третье.
Поэтому обсуждать надо образовательную модель, и главное в ней — содержание: что именно студент и преподаватель делают в университете. А стало быть, четыре ли года или пять лет, бакалавриат или специалитет — какая разница? Что студент делает эти годы? Если его вводят в «учебный конвейер», в эту дисциплинарную матрицу, и заставляют «проходить» предметы, а профессионалом он не становится, то какая разница, сколько он будет сидеть в этом конвейере?
Четвертое.
Для самоопределения и выбора национальной модели образования необходимо учитывать современные вызовы и тренды. А они таковы: нет и не может быть механистического подхода при выстраивании соответствующей модели в конкретном университете. Всё более востребованными становятся разные гибридные модели, в которых учитываются многие факторы: традиции вуза, региональная специфика, национальные особенности, и главное — каков государственный и социальный заказ? Какое университетское образование нужно современной России? Как, кто и в какой форме этот заказ формирует?
При таком разговоре надо забыть про мировые рейтинги, по игры в «5 ТОП 100». Два мощных фактора влияют в настоящее время на формирование национального государственного заказа: санкции Запада и СВО по защите Донбасса, с одной стороны, а с другой — запрос новых поколений, которые имеют право и хотят получить сильное, достойное образование, формирующее у них профессиональное мышление и качества личности. Если этого не происходит, то разговоры про то, сколько лет учиться и прочее — беспредметны.
Университет Аогаку, Япония
Пятое.
А проблема в том и состоит, что массовая высшая школа в России к таким вызовам не готова. У нас большинство вузов — это заведения, которые в лучшем случае выполняют функцию адаптации и социализации. Профессиональное мышление у их выпускников не формируется. Не потому, что они плохие или кто-то мешает этому. Просто они так устроены. Невозможно в рамках учебной деятельности (в которой базовым процессом является трансляция учебного знания) сформировать профессиональные компетенции.
Шестое.
Но построению собственных, российских, вполне конкретных образовательных моделей мешает главное: у наших университетов практически нет академических свобод. Это значит — они не университеты. Они не выступают в качестве свободных научно-образовательных корпораций, каковыми они были во времена зарождения европейских университетов. То были свободные корпорации преподавателей и студентов, создающиеся во имя приобщения к наукам и искусствам, к универсуму знаний. Наши же университеты таковыми не являются.
И не только потому, что не самостоятельны, а прежде всего потому, что не выполняют главной миссии: чеканки образа человека. Сначала университет делает человека (чеканка личности). А потом уже на этой почве — формирует профессиональное мышление и ставит навыки. Эта традиция, идущая от античности, утрачена.
Это фото можно не подписывать
Седьмое.
Поэтому миссия университета (свободное сообщество, то есть универсум людей ради универсума личности и универсума знаний), о которой после Второй мировой войны еще радел последний из могикан К. Ясперс в своей работе «Идея университета», стала подменяться просто обучением специалистов для конкретных сфер жизнедеятельности. Постепенно идея университета стала выхолащиваться, и университеты в итоге трансформировались в учебные вузы в ситуации массовой подготовки кадров для национальных экономик.
Отрадные примеры (МIT, Стэнфорд, Кембридж. Оксфорд, университеты Лиги плюща периода расцвета или Бауманка и Физтех у нас, либо НГУ периода Векуа-Беляева или Тольяттинская академия управления) — это лишь исключения, которые подтверждают правило: университет не может быть просто учреждением. Это высшая институция развития. Но она не может выступать самостоятельным проектом в отрыве от территории и социума. Модель университета должна выстраиваться вместе с выстраиванием новых оснований всех сфер жизнедеятельности.
В нашем случае это связано с Академгородком 2.0. Не может быть самостоятельного проекта университета без новой концепции Академгородка, куда университет должен быть встроен как самостоятельная институция, органично вписанная в модель науки, социума и экономического развития мира, страны и региона.
Фото Петра Подалко, Славы Gelio Степанова и из открытых источников